В XIX веке некоторые французские солдаты Наполеона стали оренбургскими казаками. Как такое явление в истории могло произойти, рассказал в своей статье официальный представитель Оренбургского казачьего войска во Франции хорунжий Паскаль Жерар.
Когда говорят о походе императора Наполеона Бонапарта против России в 1812 году, приходят в память видения катастрофы: бойня при реке Москва-Бородино, пожар Москвы и длинное шествие французских солдат, превратившихся в бродяг по степи, преследуемых казаками. Потом мы сразу переходим к следующим эпизодам — кампаниям в Германии и Франции, завершившимися окончательной победой союзных армий с их вступлением в Париж. Однако, для 200 000 из 600 000 человек, составлявших Великую наполеоновскую армию, приключение 1812 года закончилось не во Франции, а на территории России, где они содержались в качестве военнопленных. Большая часть этих солдат попала в плен после боев или сражений, а другие, совершенно обессиленные, полумертвые от голода и холода, были просто «подобраны» русскими частями во время отступления французской армии. Эти «зарегистрированные» узники составляли основную часть контингента военнопленных, отправленных в места заключения, расположенные по всей европейской территории России вплоть до Урала. Другим французам удалось избежать плена, но в лохмотьях, замерзшие и голодные они стучались в двери крестьянских домов или дворянских имений, выпрашивая кров и еду и предлагая взамен любую работу. Они начинали разговоры с хозяевами, которые ничего не понимали, со слова «cher ami» (дорогой друг): выражение прижилось и быстро превратилось в существительное «шаромыжник» (множественное число «шаромыжники»), обозначавшее этих обедневших солдат, а затем ставшее синонимом нищих...
Для русской военной администрации эти «шаромыжники» попадали в категорию «незарегистрированных» военнопленных; в неё входило также большое количество мужчин, захваченных в плен казаками, которые, не имея возможности отправить их в тыл из-за отсутствия обозов, отдавали их на попечение свободным крестьянам, чтобы заставить их работать бесплатно. Казаки очень быстро поняли, какую выгоду они могут извлечь из сложившейся ситуации: они начали продавать своих пленников (рядовых обычно отправляли зажиточным крестьянам, а офицеров – помещикам). Благородные семьи скромного ранга ухватились за эту возможность: с XVIII века знание французского языка было непременным условием успешной гражданской или военной карьеры. Однако, нанять репетитора, как и отправить детей в академию в Москве или Санкт-Петербурге, было им совершенно не по карману. Например, до 1812 года репетитор французского языка стоил 1000 рублей в год... А теперь за цену одного рубля можно было купить француза, который мог обучать французскому языку и работал за копейки на хозяина! В некоторых провинциях даже стало редкостью встретить дворянский дом, в котором не проживал бы «свой» француз. Как правило, те, кто хотел нанять этих заключенных в качестве учителей, не могли оценить их уровень образования, да и в любом случае их это не волновало: достаточно было того, что они были французами, вот и всё. Однако, среди этих подержанных наставников было много малообразованных ветеранов, которые годами знали только военные лагеря.
С 1813 года Царь Александр I заинтересовался потенциальной опасностью, которую представляли военнопленные. Пока его войска еще сражались на западе, эти 200 000 человек могли не только составить значительную военную силу в его тылу, но и стать семенем распада социальной сплоченности: эти надоедливые французы, пропитанные революционным духом, «без штанов» уже сделали это во Франции, не могут ли они распространить свои идеалы среди крепостных и подстрекать их к восстанию? У министра торговли и промышленности России было другое видение вещей: в России не хватало рабочей силы, особенно квалифицированной... Поэтому он убеждал государя предоставить заключенным возможность устроиться ремесленниками, торговцами или крестьянами, а то и поработать на фабриках. Взамен, чтобы обеспечить свою лояльность, они должны были временно или навсегда принять российское гражданство и принести присягу на верность. Чтобы поощрить их к этому, им были предоставлены многочисленные льготы, в частности, налоговые. К середине 1814 года около 60 000 человек приняло российское гражданство, но большинство выбрало временное гражданство, потому что не отчаивалось однажды вернуться во Францию.
Уже с 1812 года множество военнопленных было отправлено на Урал, в военный округ Оренбургского казачьего войска. Когда французским военнопленным была предоставлена возможность выбрать российское гражданство, временное или постоянное. Некоторые из тех, кто выбрал последнее, смогли быть интегрированы в казачьи ряды. Это было понятно, учитывая их военный опыт. Например, Дезире д'Андевиль, молодой офицер, который сначала стал учителем французского языка, а затем, в 1825 году, инструктором казачьего юнкерского училища в Оренбурге. Он женился на русской женщине. Позже у них родился сын Виктор Дезидеревич Дандевиль, сделавший успешную офицерскую карьеру: дойдя до генерала в 1863 году, он был министром финансов царя с 1865 по 1867 год, затем главой штаба Туркестанского военного округа до 1871 года. После участия в русско-турецкой войне (1877-1878), он командовал двумя армейскими корпусами, прежде чем был включен в состав царского военного совета. Он умер в Санкт-Петербурге 8 октября 1907 года.
Мы также знаем имена других французов, вступивших в ряды Оренбургского казачего войска, например Антуан Берг, Жак-Жозеф Буше, Жан-Пьер Бинелон, Эдуард Ланглуа и Жан Жандр, чей сын Иван дослужился до звания сотника; фамилия Жандр, обрусев, стала фамилией Гендров.
Если среди сегодняшних оренбургских казаков есть ещё потомки этих наполеоновских военнопленных, они могут обратиться ко мне, и я постараюсь помочь им, если это возможно, найти в военных архивах Франции следы их предков.
Официальный представитель, специальный корреспондент Оренбургского войскового казачьего общества во Франции хорунжий Паскаль ЖЕРАР